2 580
Весной 2018 года у деревни Скирино в Новгородской области, на месте Шелонской битвы, хотят установить памятник Ивану III — царю, который 540 лет назад, в январе 1478 года, положил конец Новгородской республике и вывез из Господина Великого Новгорода вечевой колокол. У Скирино уже стоит поклонный крест с парадоксальной надписью про «битву за объединение»: «Здесь на берегу реки Шелони 14 (27) июля 1471 года произошла битва между войсками Москвы и Новгорода за объединение разрозненных русских княжеств в единое Российское государство». Удивительно, но, несмотря на однозначное мнение новгородских историков и краеведов о том, что битва на Шелони — позорный факт для истории Новгорода и что его завоевание проходило жестоко и кровопролитно, скандала вокруг самой идеи увековечивания Ивана III на Новгородской земле нет. Ведь есть же фигура царя на памятнике «Тысячелетие России» в Великом Новгороде в Кремле, причём среди фигур колоссальных, как символ становления самодержавного единого Московского государства.
Новгородская демократия
Средневековый Новгород прославился своей особой формой правления — новгородским вече — собранием горожан, которое влияло на все стороны жизни республики. С ним вынуждены были считаться князья, вече выбирало посадника — главу города, других должностных лиц (архиепископов, тысяцких), а также судило их. Вече созывалось звоном колокола, и этот колокол стал символом не только веча, но и Господина Великого Новгорода, и «новгородской вольницы» в целом. Историк, руководитель Новгородской археологической экспедиции Валентин Янин на основании археологических исследований древнего Новгорода предположил, что новгородское вече просуществовало более шести веков, если считать с зарождения Российского государства в 862 году до присоединения Новгорода к Москве в 1478 году. Это дольше всех остальных известных русских вечевых городов (напомним о вечевом устройстве в Пскове и Вятской вечевой республике). Вечевой орган в Новгороде был многоступенчатым: по-настоящему всенародные собрания были у городских улиц и «концов» (так назывались районы древнего города), а «кончанское» вече, как мы бы сейчас сказали, делегировало своих представителей на вече общегородское. Первоначально вече собиралось на довольно большой площади у Софийского собора в Детинце — это место и называли вечевой площадью, но уже в XIII веке оно переместилось на другой берег реки Волхов, на Ярославово Дворище, к Николо-Дворищенскому собору — площадь рядом с ним куда меньше. Согласно концепции Валентина Янина, Новгородское вече состояло из 300 бояр — представителей самых богатых семей, то есть носило исключительно аристократический характер. При этом особенностью новгородской демократии было посадничество: власть избранного на вече посадника существовала параллельно княжеской. А помимо власти княжеской, посадника и веча, был ещё и совет господ — своеобразная высшая палата, которая к XV веку фактически готовила все предстоящие решения веча. Янин неоднократно рассказывал в интервью, как к позднему периоду Новгородской республики выборы посадника стали проводиться всё чаще (сначала раз в год, потом каждые полгода), а число кандидатов на этот пост росло: от первоначальных шести до 24, затем до 36, и даже до 72. На власть претендовали всё больше и больше боярских семей. Учёный считает, что к тому времени, как Иван III подошёл к Новгороду, простые новгородцы уже разуверились во власти, а среди бояр не было единства.
Битва на Шелони
Огромная территория Новгородской республики — в годы своего расцвета она занимала земли от реки Нарвы на западе до Уральских гор — были лакомым куском не только для Москвы. Не оставляло попыток подчинить себе Новгород и Великое княжество Литовское. При этом новгородские правители в противоборстве с Москвой сами искали поддержки у Литвы, и успешно. После смерти архиепископа Ионы, горячего патриота Новгорода, в город прибыл князь Михаил — ставленник польского короля и литовского князя Казимира IV. А кандидата на пост архиепископа вместо умершего Ионы новгородцы отправили не к митрополиту Московскому и всея Руси, а к митрополиту Киевскому, который находился в Великом княжестве Литовском. Кроме всего этого, Новгород стал вести переговоры с Казимиром IV на случай войны с Иваном III. Митрополит Московский Филипп I упрекнул новгородцев в измене, а Иван III пошёл на Новгород «крестовым походом», завершившимся разгромом новгородцев в кровавой битве на реке Шелонь в июле 1471 года. С этими событиями в Новгороде было связано множество легенд. «Так, накануне похода Ивана III в 1471 году на Новгород «текли» слезы у иконы Богородицы в церкви Евфимия и у Николы на Микитинской улице, «выступала» кровь на гробах новгородских архиепископов. У Хутынского Спаса «зазвонили» сами собой колокола, буря «сломила «крест на Святой Софии, а на Федоровой улице «появилась» вода с ветвей и с вершин топольцев, и это были как будто слезы», — говорится в книге Абраменковой Т. В. и Носковой О. А. «Легенды и предания древнего Новгорода». Поход на Новгород 1471 года и Шелонская битва, действительно, вошли в историю как невероятно жестокие. Войска Ивана III расправлялись с новгородцами бесчеловечно: отрезали у пленённых новгородцев носы и губы и отпускали в Новгород изувеченными, для устрашения. В сражении погибло около 12 тыс. новгородских ополченцев, 1700 человек были взяты в плен, в том числе и посадник новгородский Дмитрий Борецкий. Вместе с другими новгородскими боярами он был бит кнутом и казнён: всех обезглавили.
Марфа-посадница
Вдова посадника новгородского Исаака Марфа Борецкая, потерявшая сына, посадника Дмитрия, в битве на реке Шелони, не оставила борьбу, хотя её исход для Новгорода уже был предопределён. Марфа Борецкая возглавляла бояр, выступавших за сближение с Литвой, и после разгрома на Шелони продолжила переговоры с Казимиром IV. Они привели к новому боярскому расколу и, как следствие, новой московско-новгородской войне — второму походу Ивана III на Новгород в 1477—1478 годах. Многие историки уверены: несмотря на то, что юридически посадником после гибели Дмитрия Борецкого был Фома Куряткин, на деле Новгородом правила Марфа. За это Борецкую и прозвали Марфой-посадницей.Образ Марфы-посадницы как лидера новгородской оппозиции сильно романтизирован в искусстве. О ней писали Николай Карамзин, Сергей Есенин, новгородский писатель Дмитрий Балашов, Борис Акунин. О ней ставили спектакли, снимали фильмы. На памятнике «Тысячелетию России» в Новгородском кремле Марфа-посадница стоит, склонившись над поверженным, разбитым вечевым колоколом.
Конец вечевого колокола
«Пятнадцатого генваря, в четверг, великий князь послал в Новгород и «крест целовали в палате владычной», — веча с этого дня уже не было. Колокол еще висел на звоннице, мертвый, умолкший навсегда, и у него стал на часах московский ратник», — написал о событиях января 1478 года в романе «Марфа-посадница» новгородский писатель Дмитрий Балашов. События тех лет, благодаря летописям, можно восстановить буквально по дням. Софийская вторая летопись сообщает, что уже 14 декабря 1477 года новгородские бояре «учали бити челом, а вечей колокол отложили, чтобы государь сердце сложил и нелюбия отдал, и вывода бы не ученил, и во вотчины бы их в земли и в воды не всупился и в животы их». Взамен просили неприкосновенность вотчин, отказ от «вывода» из Новгородской земли, освобождение от пограничной службы. Николай Карамзин писал позднее об этом так: «Бояре не стояли ни за вечевой колокол, ни за посадника, но стояли за свои вотчины».10 января 1478 года Иван III потребовал освобождения новгородцами территории современного Ярославова дворища, где находилось вече; 29 января царь вошёл в Новгород; 8 февраля «князь великий велел колокол вечный спустити и вече разорити»."Колоколу предстоял далекий путь. Он будет проваливаться в ручьи и застревать на дорогах, будет ползти и ползти, пока, наконец, усмиренный навсегда, не будет вознесен на колокольню заодно с колоколами государевыми, и уже не выделится, не закричит, и будет неотличим его голос от прочих голосов колокольных в дружном благовесте московских церквей», — ещё одна цитата из романа «Марфа-посадница» Дмитрия Балашова. У историков нет единого мнения о том, что стало с вечевым колоколом. Карамзин в «Истории государства Российского» говорит о том, что его повесили в Москве, на колокольне Успенского собора. Другие исследователи считали, что колокол висит в Московском Кремле у Спасских ворот. Есть и красивая легенда, нашедшая отражение в стихотворении Юрия Вронского, — о том, как «гордый колокол», который не хотел в московский плен, соскользнул с саней, покатился с обрыва и раскололся на тысячу осколков, которые превратились в знаменитые валдайские колокольчики.
«…Говорят, они когда-нибудь
Вновь сольются в вольный колокол,
И над Новгородом сызнова
Поплывет его свободный звон.
А до той поры звенеть ему
Колокольцами валдайскими,
Горевать о вольной волюшке
И тревожить сердце русское…»
В дни празднования 1150-летия российской государственности в Великом Новгороде в 2012 году художники из известной петербургской группы «Митьки» придумали акцию о «возвращении вечевого колокола из Москвы в Новгород»: картину с вечевым колоколом всем желающим новгородцам предлагали дополнить собственными вариантами изображения языка. В 2017 году при новом новгородском губернаторе Андрее Никитине в Новгородской области «Вечевым колоколом» назвали портал для жалоб новгородцев к власти. Отмену прямых выборов мэра в Великом Новгороде в 2015 году новгородцы сравнивали не иначе как с «ликвидацией веча», большинство горожан с этим не смирилось и по сей день. А что касается памятника на месте Шелонской битвы, новгородский историк Виктор Смирнов предлагает поставить там не монумент Ивану III, а часовню — как на месте трагедии. И с ним трудно не согласиться.
297
69
43 650